Женский марш, стартовавший в США и вызвавший массовую солидарность в различных частях мира, при первом приближении вызывает восхищение возможностью социальных изменений и феминисткой солидарности. Однако, при более близком рассмотрении возникают некоторые вопросы: С кем и с какой повесткой проще солидаризироваться? Чьи проблемы интерпретируются как универсальные, важные для всех, а чьи - как локальные и частные? К примеру, в цвета какого флага будет массово перекрашиваться аватарка?
Важно отметить, что я не ставлю вопрос нужен ли был марш или нет. Я во многом разделяю позитивные интерпретации этого социального протеста, как и надежду на то, что на этом все не закончится. Недавние анти-мусульманские и анти-иммиграционные законодательные инициативны в США также вызвали волну протестов, хотя уже меньше по размаху, но все же. Важно чтобы эти протесты продолжали нарастать и вызывать массовую солидарность.
Но при этом я согласна и с критикой вокруг Женского марша. Размышления об этом массовом протесте заставляют задуматься над следующими вопросами: Не показывает ли Женский марш, что массовая солидарность на данный момент возможна тогда, когда проблема начинает касаться нормативных групп, в частности, белых людей? Для кого сексизм, расизм и трансфобия, имеющие место во время избирательной кампании и президентства Трампа, стали таким уж удивлением? У кого была привилегия не замечать расизма, сексизма и трансфобии до этого? Для кого и почему Трамп стал поворотным моментом, требующим солидарности? Почему ситуация в Палестине не вызывает такого глобального марша солидарности? Почему военная техника, выставленная против мирного протеста за чистую воду в Стендинг Рок, не заставила миллионы выйти на улицы? Почему призывы в социальных сетях жителей Алеппо спасти их от неминуемой гибели, также не вызвали глобального массового протеста? Почему протесты против регулярных убийств афро-американ_ок полицейскими в США не собирают миллионы протестующих?
Женский марш организовывался с учетом критики предыдущих подобных маршей, которые не учитывали интерсекциональность опрессии и выводили в центр внимания проблемы белых женщин в Западных странах как универсальные. Поэтому к маршу присоединились многие группы, которые озвучивали проблемы капитализма, исламофобии, мизогинии, расизма, сеттлер колониализма, трансфобии, классизма, сексизма. Стоит отметить выступление Анджелы Дэвис на марше, которая подчеркнула, что права женщин не отделимы от вопросов колониализма и расизма и поэтому требования свободы и справедливости для Палестины также являются частью феминистской борьбы.
Но не смотря на важность и позитивные моменты в этом социальном протесте, открытыми остаются многие вопросы относительно солидарности, что и подчеркивали некоторые плакаты на марше. Например: «I’ll see you nice white ladies at the next #Black Lives Matter March, right?» («Я же увижу вас милые белые леди на следующем марше #Black Lives Matter?») или «Don’t forget: White women voted for Trump» («Не забывайте: белые женщины голосовали за Трампа»). Критика, развернувшаяся вокруг Женского марша, акцентирует внимание на том, что и до выборов Трампа было много протестов и движений, которые нуждались в массовой солидарности и внимании глобального сообщества. Позиционирование Женского марша как «единственного» или «первого» нивелирует другие протесты и движения: как будто бы сексизм и мизогиния начались с приходом Трампа, как будто бы массовая инкарцерация афро-американского населения и политическое насилие не происходят в США на протяжении многих-многих лет, как будто бы насилие в отношении иммигрантов и геноцид коренных народов канули в лету истории. Важно обращать внимание, какие лозунги или речи становятся мейнстримными или чаще ротируются через медиа, для того чтобы проблематизировать гомогенизацию «женского вопроса» в сторону более привилегированных групп и предупредить выхолащивание интерсекциональности марша.