2650 
Перевод текста: Дарья Андреева, авторка блога «Неведическая женственность». Перевод текста был опубликован здесь.
У меня две дочки подрастают. Два любимых солнышка, папины принцессы, моя сумасшедшая банда. Сложно передать, что они для меня значат. Скоро они станут подростками, растут на глазах, и мне страшно за них. Это моё уязвимое место, как два сердца, которые живут и бьются отдельно от моего тела.
Я долго считал, что в этом суровом мире единственный правдивый способ защитить самое дорогое — это не доверять ни людям, ни институциям, а наращивать и закаливать собственную силу. Потому что ну кто их защитит в нашем обществе?.. Полиция? Суд? Не смешите. Или может они сами, своими маленькими кулачками?.. Нет, не на кого надеяться. Мужчины должны защищать своих самых дорогих, тех, кто слабее: своих детей, своих стариков, своих женщин.
В этом мужское призвание и оправдание особенного статуса, — так я думал. Значит, нужно набивать кулаки — и я старательно набивал, успокаивая себя тем, что мое усердие что-то гарантирует. А несколько лет назад неожиданно произошел флешмоб «#Я_не_боюсь_сказать».
В те времена, когда он волнами прокатывался по интернету, я был довольно известным украинским публицистом. Мой хороший знакомый (за щедрый гонорар, должен заметить) предложил мне написать мужской ответ этому флешмобу в стиле Джордана Питерсона. Большую статью, в которой нужно было основательно и аргументированно доказать, что все эти обвинения мужчин в насилия — это, в основном, манипуляции феминисток, а если что-то и правда, то выводы сделаны неправильные, и вообще. Я взялся за эту статью, — и, по сути, облажался.
Приблизительно через месяц, сорвав сроки, я был готов вернуть аванс. Целый месяц я читал эти ужасные истории, погружаясь все глубже и глубже. Если во флешмобе и были какие-то манипуляции и передергивания, то они не имели значения на фоне той темной бездны, которую он открыл. Масштаб поражал: близость, будничность насилия вызывала панику. Я думал про дочерей, про беспомощность своего военного карабина в сейфе, который никак не поможет, когда им действительно будет нужна моя помощь. …Когда незнакомый взрослый проявит интерес к их нижнему белью? Или порядочный с виду учитель оставит их на дополнительные занятия? Или когда они поедут с хорошими друзьями на пикник, или когда начальник начнет шантажировать, или когда… Да не счесть случаев, когда девочки или женщины сталкиваются с насилием — в школе, на работе, в церкви, в коллективе, прямо в собственной семье, где, как мне казалось, должно быть безопаснее всего. И хотя я готов мгновенно и люто расправиться с кем угодно, кто обидит моих девочек, разорвать его на куски, растереть в прах, сесть за это в тюрьму, со спокойным сердцем отсидеть, выйти и обоссать могилы обидчиков, но я понимаю, что все это — бессмысленно. Бес-смыс-лен-но. Я знаю, что когда дочерям действительно понадобится моя защита, меня не будет рядом. Неуравновешенные отцы с карабинами никого ни от чего не спасают. Чтобы девочки в этом мире не подвергались опасности, нужен не телохранитель, а другой мир, более безопасный, чем этот. Нужны другие люди вокруг.
Возможно ли это вообще? Если долго жить в мире, полном насилия, со временем уже не можешь представить, что по-другому в принципе бывает. То есть как идея — пожалуйста, можно подумать про Утопию, где лев будет лежать рядом с ягненком, но чтобы в реальности люди научились не пользоваться слабостью другого… ну, это иллюзии. Значит, «слабый пол» это слабый пол — у кого из девушек получается вырваться за рамки положения женщин в обществе, та молодец, доказала. Но вообще-то природа за нас расписала роли, что поделаешь, — так мне казалось до недавних пор.
Неожиданный другой мир я увидел прошлым летом, когда меня пригласила в гости украинская диаспора из Исландии (супруги Любомира и Михаил Мельники, добрые люди, руководители местного украинского товарищества). Одинокий вулканический остров между Европой и Америкой, прямо возле полярного круга. Изолированная страна с населением меньше, чем в Херсоне — практически лабораторные условия для построения экспериментальной модели общества. Конечно, возможно, что я сейчас путаю туризм с иммиграцией, и там все не так, как я разглядел и узнал за девять дней, но контраст между Украиной и Исландией был как удар веслом по голове. Я там реально чувствовал себя, как герой какого-то второсортного европейского боевика, бедный и диковатый выходец из Варшавского блока. И сейчас я вспоминаю Исландию каждый раз, когда впадаю в неверие и думаю, что люди в принципе не способны создать общество, в котором принято не жрать друг друга.
Долго перечислять, чем меня захватила эта страна, она много чем походит на другую планету — и природой, и гендерными обычаями. Например, семьи (в привычном нас значении этого слова) там, по большому счету, уже нет. Когда традиционалисты говорят, что либеральные ценности якобы «уничтожают семью», то они кое в чем правы. Привычная для нас семья в развитых странах действительно разрушается. Но не исчезает, а видоизменяется.
От родоплеменного строя и до сегодняшнего дня семья приобретала бесчисленное множество форм. То, что сейчас принято считать «традиционной семьей», то есть папа-мама-дочка-сын, на самом деле — продукт индустриализации ХХ века. Когда крестьяне, бросив свои хаты, перебрались в скученные города, вместе с образом жизни они меняли семейный уклад. Вместо больших крестьянских семей, в которых несколько поколений живут одним двором и ведут совместное хозяйство, они создавали небольшие «нуклеарные» семьи, которые могли вместиться в компактную квартиру, переехать вслед за производством, и вообще больше подходили для современного города с его социальной структурой и переменчивыми формами занятости. В ХХ веке уже никто не спрашивал, «какого ты рода-племени?», потому что рода и племена сами собой исчезли. Конечно, в романтических гуцульских Карпатах, и других местах на земле, до сих пор достаточно людей живут так же, как в позапрошлом веке, но именно нуклеарная семья стала господствующим семейным укладом в ХХ веке. А теперь, очевидно, потихоньку проходит и ее время.
Характерная исландская семья — это женщина и несколько детей, рожденных от разных мужчин. Казалось бы, что тут специфичного?.. В конце концов, в Украине разводятся примерно 60% супружеских пар, значит, таких женщин и у нас более чем достаточно. Но в Исландии такая женщина с детьми — это не «разведенка с прицепом», не несчастная, а совершенно нормальная мама. Там развод считают нормальным процессом, так что принято не ревновать, а поддерживать дружеские отношения и с бывшими, и з бывшими твоего нынешнего, и с детьми от бывших, и с родителями бывших… Есть сейчас у женщины муж или нет, или может мужчина сам воспитывает детей — а на праздники там заведено собираться полным прайдом: дети, все родители всех детей, нынешние жены и мужья родителей, все бабушки и дедушки каждого ребенка… Такое своеобразное мини-племя, но без патриархов и матриархов, каждый его член — самостоятельный человек, не зависящий от других. Просто они дружат и поддерживают друг друга, так принято.
Самостоятельность каждого исландца при этом, похоже, гарантируется и обеспечивается социалистическим коллективизмом их государства. Исландское государство берет на себя значительную часть функций семьи, уменьшая зависимость гражданина от его кровных родственников. Присмотр за старыми, забота о молодых, «ювенальная юстиция» (то есть возможность для детей пожаловаться на насилие в семье). Благодаря социальным гарантиям от государства, женщина, родив, не становится рабыней своего нового положения, не сгибается под обстоятельствами, не отдает последнее на то чтобы собрать ребенка в школу, не пропадает целыми днями в больницах — она продолжает жить полноценной жизнью. Она не попадает в зависимость от собственного мужа, потому что сколько бы она не зарабатывала, а голодать ни она, ни ее дети не будут, мощная и продуманная социальная система этого не допустит. Жена может не бояться, что муж ее бросит, а муж может не бояться, что женщина ему навесит ребенка на шею. Ребенка в любом случае обеспечат и позаботятся о нем, дети тут вообще основная ценность общества.
Если у женщины гарантированно есть куда пойти, где жить, что есть, и у ее детей есть самое необходимое — то у нее нет причин бояться, нет причин терпеть, нет причин молчать. Она независима. Женщина биологически более уязвима, но развитое государство может это компенсировать. Общество, где женщины не так уязвимы, выглядит очень интересно. Отцы не считают постыдным сходить в декретный отпуск, полиция не насмехается над жертвами изнасилований, все общество в курсе, что слабых обижать нельзя. Жертва не боится подать голос, а для насильников нет ничего более страшного, чем когда жертва не молчит. Как бы я хотел, чтобы мои дочери росли в подобной стране!..
…Конечно, я не могу обойти вниманием святую святых, «запретный плод» — тему женской сексуальности. То, на что в первую очередь покушаются адепты любого тоталитаризма. То, что мечтают запереть под замком и священники, и ревнивые отцы, и всякие извращенцы-консерваторы.
Признавая за женщинами такие же возможности и потребности, как и у мужчин, исландское общество, само собой, признает и их равные права на телесные удовольствия. В результате тут сложилась эротическая культура, которая напоминает комунну хиппи. Местные девушки, как принято говорить, «easy going» — легко и спокойно соглашаются на секс, если мужчина им по вкусу. Тут даже есть фестивали, которые напоминают языческие массовые оргии на Ивана Купала.
Сначала, слушая про местные легкие нравы, я чувствовал себя как выходец из шариатской страны на пляже в Одессе. Местный «разврат» аж донимал, в душе поднимались высокоморальное осуждение и ощущение превосходства. А потом — потом я вспомнил, что это не Исландия нажила себе славу «европейского секс-туризма», это не исландские девушки славятся в борделях всех более-менее богатых стран, — и попустился. И хотя я обычный ревнивый отец, но хоть бы мои дочери, когда повзрослеют, спали с теми, кто им нравится, а не с теми, с кем свела несчастная жизнь и шантаж силой.
Пока я был на этом далеком острове, я внимательно рассматривал местных мужчин и женщин, выискивал, как же на них отразилось все это царство свободы, равенства и толерантности, которое тут держится не первое десятилетие. И знаете, что я в них заметил… А ничего. Мужчины не превратились в женщин, а женщины в мужчин. Обычные потомки викингов, люди как люди: брутальные, изящные, крупные, мелкие, мускулистые, худые, задумчивые, спокойные. В общем, исландцы и исландки выглядят примерно так же, как мужчины и женщины в других европейских странах, разве что заметно счастливее.
